Стефани Майер

Жизнь и смерть

24. ИЗМЕНЕНИЕ

(часть первая)

Я передумал.

Огонь в руке был не так уж страшен – хотя да, он был худшим из всего, что мне пришлось испытывать прежде. Но не выдерживал никакого сравнения с огнем во всём теле. 

Я умолял Эдит заставить его погаснуть. Говорил ей, что на самом деле хочу только этого. Чтобы жжение прекратилось. Больше ничего. 

Я слышал голос Арчи, заверявшего Эдит, что все говорят одно и то же… напоминавшего, как она сама тоже просила Карин убить ее. Убеждавшего, что важно лишь мое первоначальное решение.

Помню, как в какой-то момент я заорал на него, чтобы он заткнулся.

Кажется, он извинился.

Но, как правило, трудно было заметить то, что происходило за пределами этого огня. Я знал, что они передвигали меня. Мне казалось, что я долго лежал на залитом кровью и рвотой полу, однако сложно было судить, сколько минут прошло. Время от времени Карин говорила что-то, а ответ Арчи следовал словно через год, но, вероятно, это просто огонь превращал секунды в годы. 

А потом кто-то нес меня. Еще одну растянутую до года секунду я видел солнце – оно выглядело бледным и холодным. И всё погрузилось во мрак. Надолго.

Но и в этой тьме мне удавалось разглядеть Эдит. Она обнимала меня, мое лицо было возле ее лица, ее ладонь лежала у меня на щеке. Арчи тоже был где-то поблизости. Кажется, он держал мои ноги.

Когда я кричал, Эдит просила прощения, снова и снова. Я пытался не кричать. Крики всё равно не помогали. Не приносили облегчения, не освобождали. Огню было безразлично, что я делаю. Он просто сжигал.

Когда мне удавалось сфокусировать глаза, я видел тусклые огни, пробегавшие по лицу Эдит, хотя вокруг ее головы было совершенно черно. Кроме наших с ней голосов, тишину нарушало лишь непрерывное басовитое гудение. Иногда оно делалось громче, потом опять стихало.

Я осознал, что снова нахожусь в черной машине, только когда она остановилась. Я не слышал, как открылась дверца, но меня ослепила внезапная вспышка света. Должно быть, я отпрянул от него, потому что Эдит заворковала мне на ухо: 

– Мы всего лишь заехали на заправку. Скоро будем дома, Бо. Ты так хорошо держишься. Осталось уже недолго. Прости меня.

Я не чувствовал прикосновения ее руки к моему лицу – ладошке полагалось быть прохладной, но ничто больше не было прохладным. Я пытался дотянуться до нее, но плохо представлял себе, что делают мои конечности. Кажется, они дергались, но Эдит и Арчи сдерживали меня. Эдит догадалась, чего я хочу. Она взяла мою руку и приложила к своим губам. Жаль, что я был не в состоянии ощутить это. Я попробовал сжать ее пальцы, не зная, как заставить мышцы двигаться или хотя бы почувствовать их. Возможно, я сделал это правильно. Эдит не отпустила мою ладонь. 

Стало еще темнее. В конце концов я вообще перестал видеть Эдит. В машине царил беспросветный мрак – всё равно, открыты у меня были глаза или закрыты. Я запаниковал. Огонь превращал ночь в какую-то камеру сенсорной депривации, я больше не чувствовал ничего, кроме боли, – ни сиденья подо мной, ни Арчи, обхватывавшего мои ноги, ни Эдит, которая держала мою голову и руку. Оказавшись наедине с обжигающим пламенем, я пришел в ужас.  

Не знаю точно, какие слова мне, должно быть, удалось безголосо прохрипеть – к этому времени связки были то ли надорваны криком, то ли выжжены до полной бесполезности, понятия не имею, – но возле моего уха снова заговорила Эдит:

– Я здесь, Бо. Ты не один. Я тебя не покину. Буду рядом. Слушай мой голос. Я с тобой…

Ее слова успокоили меня – прогнали если не боль, то хотя бы страх. Я старался дышать неглубоко, чтобы лучше слышать. Больше мне не нужно было кричать. Жжение нарастало, ни на секунду не спадая, но я приспосабливался. Я не чувствовал ничего, кроме пламени, а вот думать теперь мог не только о нем.

– Я никогда не желала для тебя такого, Бо, – продолжала Эдит. – И отдала бы всё на свете, чтобы этого не было. Я допустила так много ошибок. Мне следовало держаться от тебя подальше, с самого первого дня. Нельзя было возвращаться. Я разрушила твою жизнь. Отняла у тебя всё… – в ее голосе мне снова послышались рыдания.

– Нет, – пытался выговорить я, но не уверен, сумел ли мой рот произнести это слово. 

– Вероятно, для него всё зашло уже достаточно далеко, и он это запомнит, – тихо предупредил Арчи.

– Я надеюсь на это, – ответила Эдит, и голос ее надломился. 

– Я просто советую тебе использовать это время с большей пользой. Он ведь очень многого не знает.

– Ты прав, прав, – она вздохнула. – С чего бы начать?

– Можешь объяснить насчет жажды, – предложил Арчи. – Когда я впервые пришел в себя, это было самым трудным. А от него потребуется еще больше.

Ответ Эдит прозвучал резко, она словно выплевывала слова сквозь зубы: 

– Я не буду настаивать на этом. Он не выбирал такую участь. И волен стать кем захочет. 

– Ха, – откликнулся Арчи. – Ты ведь слишком хорошо его знаешь. Другой путь ему не подойдет. Видишь? С ним всё будет в порядке. 

Пока она вглядывалась в видение Арчи, было тихо. Хотя я понимал причину этого молчания, но оно всё же оставляло меня гореть в одиночестве. Я снова начал паниковать.

– Я здесь, Бо, я здесь. Не бойся, – Эдит глубоко вдохнула. – Я продолжу говорить. Столько всего нужно тебе рассказать. Во-первых, о том, что, когда это пройдет, когда ты станешь… другим, ты не будешь точно таким же, как я, во всяком случае, с самого начала. Молодой вампир обладает определенными особенностями, и самое трудное для него – игнорировать жажду. Ты будешь изнывать от нее… постоянно. Довольно долго не сможешь думать практически ни о чем другом. Вероятно, год, а может, и два. У всех это бывает по-разному. Как только превращение закончится, я отведу тебя на охоту. Ты же хотел увидеть это, не так ли? Мы возьмем с собой Элинор, так что сможешь посмотреть, как она изображает медведя, – Эдит издала смешок, тихий и болезненный. – Если ты решишь… если захочешь жить, как мы, это будет тяжело. Особенно вначале. Может оказаться даже слишком тяжело, и я пойму это. Мы все поймем. Если у тебя возникнет желание попробовать мой способ, я пойду с тобой. Смогу указывать тебе чудовищ среди людей. Возможны варианты. Что бы ты ни предпочел. Если… если ты не захочешь, чтобы я была с тобой, я пойму и это, Бо. Клянусь, я не последую за тобой, если ты мне запретишь…

– Нет! – задыхаясь, прошептал я. На сей раз я услышал себя и поэтому знал, что выговорил правильно.

– Сейчас ты не обязан принимать еще какие-то решения. Для этого еще будет время. Просто знай, что я буду уважать твой выбор, каким бы он ни оказался, – она снова сделала глубокий вдох. – Наверное, стоит предупредить тебя насчет твоих глаз. Они больше не будут голубыми, – еще одно сдавленное рыдание. – Но пусть это тебя не пугает. Такими яркими они надолго не останутся… Впрочем, полагаю, это мелочь… Мне следует сосредоточиться на самом важном. На самом трудном – и самом плохом. Ох, мне так жаль, Бо. Ты больше не сможешь увидеться со своим отцом или с мамой. Это небезопасно. Ты будешь способен причинить им вред – и окажешься не в состоянии справиться с собой. К тому же… существуют правила. Правила, которыми я связана как твой создатель. Мы оба будем в ответе, если ты потеряешь самообладание. Ох… – у нее перехватило дыхание. – Арчи, он еще столько всего не знает!

– У нас есть время, Эдит. Просто расслабься. Не торопись.

Я снова услышал ее вдох.

– Правила, – сказала она. – Одно правило с тысячью различных видоизменений: существование вампиров должно сохраняться в тайне. Это означает, что новорожденных вампиров необходимо контролировать. Я буду учить тебя… защищать тебя, обещаю, – еще один вздох. – И тебе нельзя будет никому рассказывать, кто ты. Я нарушила этот запрет. Не подумала, что это может тебе повредить… что хоть кто-нибудь узнает. Мне следовало понимать, что даже просто мое пребывание рядом с тобой в конце концов погубит тебя. Что я разрушу твою жизнь… что лгу себе о возможности какого-то другого пути. Я всё сделала неправильно… 

– Ты снова позволяешь самобичеванию помешать передаче информации, Эдит. 

– Правильно, правильно, – глубокий вдох. – Бо. Ты помнишь картину в кабинете Карин? Ночных покровителей искусств, о которых я тебе говорила? Их называют Вольтури, и они… за отсутствием лучшего термина, это полиция нашего мира. Немного погодя я расскажу тебе о них подробнее… тебе просто нужно знать об их существовании – тогда я сумею объяснить, почему нельзя сообщить Чарли или твоей маме, где ты находишься. Ты не сможешь больше поговорить с ними, Бо, – ее голос напряженно повысился, как будто вот-вот сорвется. – Будет лучше всего… у нас нет другого выхода, кроме как позволить твоим родителям думать, что ты умер. Прости меня. Тебе даже не удалось попрощаться. Это несправедливо!

Наступило долгое молчание, и я слышал, как прерывисто она дышит.

– Почему бы тебе не вернуться к рассказу о Вольтури? – посоветовал Арчи. – Постарайся при этом сдерживать эмоции. 

– Ты прав, – шепотом повторила Эдит. – Готов узнать историю нового мира, Бо?

Она говорила всю ночь напролет, пока не взошло солнце и я не смог снова увидеть ее лицо. Рассказывала мне истории, которые казались мрачными сказками. Я начинал догадываться, насколько велик этот мир, но понимал, что еще не скоро окончательно постигну его масштабы.

Эдит поведала мне о тех, кого я увидел на той картине рядом с Карин – о Вольтури. О том, как еще в Микенскую эпоху они, объединив усилия, начали тысячелетнюю кампанию по установлению мира и порядка среди вампиров. О том, как вначале их было шестеро. Как предательство и убийство сократили их число наполовину. Некто по имени Аро убил собственную сестру, жену лучшего друга. Этого друга звали Маркус – именно он на картине стоял рядом с Карин. Единственной свидетельницей убийства была жена Аро, Сульпиция – та, что с густыми и длинными темными волосами. Она сдала его Маркусу и его солдатам. Было непонятно, как поступить: Аро обладал мощным даром, похожим на тот, которым владеет Эдит, но, по ее словам,более сильным, и Вольтури сомневались, что смогут выполнить свою задачу без него. Но Сульпиция отыскала одну девочку – Меле, ту, что Эдит назвала служанкой и воришкой, – у которой был собственный талант. Она умела поглощать дар других вампиров. Сама она не могла воспользоваться этим украденным даром, но способна была отдать его кому-то другому, прикоснувшись к нему. Сульпиция велела Меле забрать способности Аро, после чего Маркус казнил его. Завладев даром своего мужа, Сульпиция обнаружила, что в заговоре был замешан и третий мужчина в их группе. Его тоже казнили, а его жена, Афинодора, присоединилась к Сульпиции и Маркусу, чтобы руководить их воинами. Они изгнали вампиров, терроризировавших Европу, а потом тех, которые поработили Египет. Получив власть, Сульпиция, Маркус и Афинодора установили правила, которые сохраняли вампирский мир в тайне и безопасности.

Я слушал, насколько было возможно. Это не отвлекало от боли – от нее не было спасения. Но лучше было думать об услышанном, чем об этом огне.

Эдит сказала, что именно Вольтури выдумали все эти истории насчет крестов, святой воды и зеркал. На протяжении столетий они превращали все сообщения о вампирах в вымысел. И теперь продолжали поддерживать этот миф. Вампирам полагалось оставаться в тени… в противном случае применялись дисциплинарные меры.  

Следовательно, мне нельзя будет отправиться в дом моего отца и позволить ему увидеть глаза, которые, по словам Эдит, станут яркими. Нельзя поехать во Флориду и обнять маму, известить ее о том, что я не умер. Даже позвонить ей и объяснить непонятное сообщение, которое оставил на ее автоответчике. Если что-нибудь попадет в новости, если распространятся слухи о чем-то сверхъестественном, воины Вольтури могут начать расследование.

Я должен был исчезнуть тихо.

Огонь мучил меня сильнее, чем услышанное. Но я понимал, что так будет не всегда. Скоро это станет самым болезненным. 

Эдит быстро перешла к другой теме – рассказала мне об их друзьях в Канаде, которые живут так же, как Каллены. Самая близкая им семья – три светловолосых русских брата и двое испанских вампиров. Эдит упомянула о том, что и в этом клане есть обладатели особых способностей: дар Кирилла имеет отношение к электричеству, а Елена при встрече с любым вампиром способна распознать его талант. 

Эдит рассказывала и о других друзьях, живущих по всему миру. В Ирландии, и в Бразилии, и в Египте. Так много имён. В конце концов Арчи снова вмешался и настоял на том, чтобы она в первую очередь сообщила мне самые важные сведения. 

И она сказала, что я никогда не состарюсь. Навсегда останусь семнадцатилетним, как и она. Мир вокруг меня будет меняться, а я буду помнить всё, не забывая ни об одной секунде.

Она рассказала, как живут Каллены – переезжая из одной облачной местности в другую. Энист восстанавливает для них дом. Арчи с поразительной выгодой пускает в оборот их капиталы. Они подбирают историю, объясняющую их родство друг с другом, а Джесамина придумывает новые имена и всякий раз создает для каждого официально подтвержденное прошлое. Используя эти документы, Карин устраивается на работу в больнице или возвращается в университет, чтобы сменить специализацию. Если выбранное место проживания выглядит перспективным, молодые Каллены прикидываются еще более юными, чтобы можно было оставаться там подольше.

Когда мой период новорожденности истечет, я смогу вернуться в школу. Но откладывать обучение не придется. Впереди у меня много времени, и я запомню всё, что прочитаю или услышу.

Я никогда больше не буду спать.

Пища станет для меня отвратительной. Я никогда больше не буду испытывать голода, только жажду. 

Я никогда не заболею. Никогда не почувствую усталости. 

Я сумею бегать быстрее гоночного автомобиля. Стану сильнее любого живого существа на планете. 

Мне не нужно будет дышать. 

Я стану более зорким. 

Смогу услышать даже самый тихий звук. 

Завтра или послезавтра мое сердце остановится и никогда не забьется снова.

Я стану вампиром.

Одно хорошо в горении – оно позволяет воспринимать всё это несколько отстраненно. Обдумывать то, что говорит мне Эдит, без эмоций. Я понимаю, что позже они появятся.

Наше путешествие закончилось, когда снова стало смеркаться. Эдит отнесла меня в дом, словно ребенка, и сидела со мной в большой комнате. Теперь, на светлом фоне, а не в темном салоне автомобиля, я видел ее лицо гораздо отчетливее, хотя, по-моему, дело было не только в освещении. 

Разглядев в ее глазах собственное отражение, я удивился, что мое лицо, хоть и искажено страданием, но всё-таки похоже на лицо, а не на брикет древесного угля. То есть, возможно, я не превратился в кучку пепла, как мне казалось. 

Чтобы убить время, Эдит рассказывала мне истории, а остальные по очереди ей помогали. Карин села на пол рядом со мной и поведала самую удивительную историю о семье Джулс – что ее прабабка действительно была оборотнем. Всё, над чем Джулс насмехалась, оказалось чистой правдой. Карин рассказала мне, что обещала больше никогда не кусать людей. Это являлось частью договора между ними – того самого, из-за которого Калленам был навсегда закрыт путь на запад, к океану. 

Кроме того, Джесамина всё-таки открыла мне свое прошлое. Наверное, решила, что теперь я готов. Слушая ее, я порадовался тому, что огонь почти полностью подавлял мои эмоции. Она тоже потеряла семью, когда человек, создавший Джесамину, похитил ее без предупреждения. Она рассказала мне об армии, в которой состояла, о существовании, полном расправ и смертей, о том, как вырвалась на волю. И о том дне, когда Арчи позволил ей найти его. 

Энист рассказал мне, как его жизнь закончилась еще до того, как он убил себя, о своей неуравновешенной жене-алкоголичке, о дочери, которую он любил больше собственной души. Рассказал о той ночи, когда его жена в пьяном безумии спрыгнула со скалы с его маленькой дочкой на руках, и о том, как он смог только последовать за ними. О том, как после боли увидел рядом с собой прекраснейшую женщину в униформе медсестры и узнал в ней ту, кого он уже встречал при более радостных обстоятельствах, когда был молодым парнем. Медсестру, которая совершенно не постарела. 

Элинор рассказала мне о том, как на нее напал медведь, после чего она увидела ангела, который отнес ее не на небеса, а к Карин. О том, как вначале думала, что ее отправили в ад – и признавала это справедливым, – и как потом всё-таки попала в рай.

Именно она призналась мне, что рыжеволосый вампир удрал. Он так и не появился больше возле Чарли после того раза, когда обыскал наш дом. Вернувшись вместе со всеми в Форкс, Элинор, Роял и Джесамина шли по его следу, пока это было возможно – он исчез в море Селиша, и они так и не сумели обнаружить, где рыжий снова вышел на сушу. Судя по всему, он уплыл через Тихий океан на другой континент. Должно быть, догадался о поражении Джосс и понял, что разумнее будет исчезнуть.

Даже Роял принял участие. Он поведал мне о своей бездуховной жизни, поглощенной тщеславием и амбициями. О единственной дочери могущественного человека – характер его могущества Роял не совсем понимал – и о том, как Роял планировал жениться на ней и стать наследником этой династии. О том, как красавица, желая угодить своему отцу, притворялась, что любит Рояла, а потом со смехом наблюдала, когда ее любовник из конкурирующей преступной организации приказал избить его до смерти. Роял рассказал и о том, как утолил свою жажду мести. В отличие от остальных, он не выбирал слова: сказал, что потерял семью и что эту потерю не способны возместить никакие обретенные им преимущества.

Эдит прошептала имя Элинор, и Роял, зарычав, ушел.

Кажется, именно пока меня отвлекали разговорами Роял или Элинор, Арчи посмотрел видео, снятое Джосс в балетной студии. Когда Роял ушел, Арчи занял его место. Вначале я не совсем понимал, о чем они говорят, потому что вслух говорила только Эдит, но в конце концов сообразил. Используя свой лэптоп, Арчи старался свести к минимуму число возможных мест, где его могли держать во время человеческой жизни. Я был рад, что, целиком сосредоточившись на своем прошлом, он, похоже, не упоминал больше ни о чем насчет этой записи. Чтобы остановить его, если он попытается сказать что-нибудь о том, что еще было заснято, я пробовал вспомнить, как пользоваться голосом. И надеялся, что Арчи достаточно умен, чтобы уничтожить видео, прежде чем у Эдит появится возможность его посмотреть. 

Эти рассказы помогали думать о другом, готовиться, пока пламя обжигало меня, но я мог лишь частично сосредоточиться на них. Мой разум словно классифицировал огонь, воспринимая его всё новыми способами. Я поразительно отчетливо ощущал каждый дюйм своей кожи, каждый ее миллиметр. Похоже, я чувствовал, как горела каждая отдельно взятая клеточка моего тела. Различал особенности боли в стенках легких и подошвах ступней, в глазных яблоках и вдоль позвоночника. Все виды мучений четко разделялись

Я слышал свое сердцебиение – оно казалось слишком громким. Словно сердце было подключено к усилителю. Слышал и многое другое. В основном голос Эдит, но иногда говорили и остальные, правда, я не мог их видеть. Один раз я услышал музыку, но не понял, откуда она доносилась.

Мне казалось, что я лежу на этом диване, с головой на коленях Эдит, уже несколько лет. Свет был постоянно включен, поэтому я не знал, ночь за окнами или день. Но глаза Эдит оставались золотистыми, поэтому я догадывался, что пламя опять искажает для меня ход времени. 

Я настолько остро ощущал каждое нервное окончание в своем теле, что сразу же заметил, когда что-то изменилось. 

Это началось с пальцев ног. Я больше не чувствовал их. Словно огонь наконец-то победил и начал лишать меня кусочков плоти. Эдит говорила, что я меняюсь, а не умираю, но в этот момент страха я подумал, что она ошиблась. Может, все эти превращения в вампира не для меня. А все это горение – в моем случае просто медленный способ умереть. И самый мучительный. 

Эдит почувствовала, что я снова слетаю с катушек, и начала напевать что-то мне на ухо. Я пытался увидеть положительные стороны. Если это убивает меня, то, по крайней мере, скоро все будет кончено. И если конец близок, то я хотя бы проведу остаток жизни в объятиях Эдит. 

А потом я осознал, что мои ноги еще не лишились пальцев, только они больше не горят. Вообще-то, огонь уже отступал и от подошв ступней. Меня радовало, что я понял смысл происходящего, так как следующими стали кончики пальцев рук. Можно было больше не паниковать – вероятно, даже появилась причина надеяться. Огонь уходил. 

Только казалось, что он не просто уходил – он… перемещался. Всё пламя, отступавшее от конечностей, похоже, стягивалось к центру тела, разгораясь там жарче прежнего. 

Не верилось, что может быть еще жарче.

Мое сердцебиение, и без того очень громкое, начало учащаться. Ядро огня как будто сконцентрировалось именно там, в груди. Оно всасывало пламя от кистей и лодыжек, освобождая их от боли, но усиливая мучительный жар в сердце. 

– Карин, – позвала Эдит.

Карин вошла в комнату, и поразительно было то, что я услышал ее. Эдит и ее семья всегда двигались бесшумно. Но теперь мне удавалось, вслушавшись, различить даже тихий звук, который получался от соприкосновения губ Карин, когда она говорила.

– О, это почти закончилось. 

Хотелось бы почувствовать облегчение, однако нарастающая боль в груди не позволяла ощутить что-то еще. Я пристально смотрел снизу вверх на лицо Эдит. Она была прекраснее, чем когда-либо, потому что теперь я мог видеть ее лучше, чем прежде. Но я не способен был по-настоящему оценить ее красоту. Было слишком больно.

– Эдит? – задыхаясь, выдавил я.

– С тобой всё в порядке, Бо. Это заканчивается. Прости, я все понимаю. Я помню.

Огонь новой вспышкой жара взорвался в моем сердце, оттягивая пламя от локтей и коленей. Я подумал о том, как Эдит проходила через такие же страдания, и это позволило мне взглянуть на свою боль под другим углом. Эдит ведь тогда даже не знала Карин. Не понимала, что происходит. Ее не держал постоянно в объятиях тот, кого она любила. 

Боль ушла уже почти отовсюду, кроме груди. Единственным исключением оставалось горло, но там было жжение другого рода – более сухое… саднящее. 

Я услышал еще чьи-то шаги и был вполне уверен, что улавливаю разницу между ними. Решительные, уверенные принадлежали Элинор, в этом можно было не сомневаться. Арчи ступал быстрее, ритмичнее. Энист шел немного медленнее, словно в задумчивости. Джесамина остановилась у входа. А позади нее я, кажется, расслышал дыхание Рояла.

И тут…

ЧИТАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ (ГЛАВА 24, Ч.2)

Перевод подготовлен командой переводчиков сайта @tr

Текст предоставлен в ознакомительных целях и не преследует коммерческой выгоды.